21.15. Ужин. Страсбург. Площадь Железного Человека. «Прекрасный выбор, мадам. Устрицы у нас отменные.» На льду лежали раскрытые раковины и холодные от свежести лимоны. Я облизывалась и охотно верила этому мсье. В ведерке запотело горлышко шампанского. Я была счастлива невинным счастьем стажера-гедониста. За окном туда-сюда шныряли трамваи, ходили дамы в паранджах и поджарые клерки спешили в сумерках домой. Десять минут назад в этом ресторане я заказала зеленый чай, чтобы согреться после дождя. Официант принес мне earl grey. Я отметила ему оплошность, он фыркнул, что его английский a little bit, и показал мне свою стремительную спину. Мне стало грустно, и я, раскрыв меню, вернула его к себе, ткнула пальцем в устрицы. Официант тотчас изменился и с заискивающим акцентом магистра Оксфорда отметил мой хороший вкус. И рассказал, почему вчера остановили все трамваи, и что означал этот утренний сюжет по муниципальному телевидению: дескать, один мальчишка в трамвае проехал зайцем и отказался платить штраф. Потом поднял по этому поводу бучу. На мой вопрос: «Для чего?» — официант по-бытовому ответил: «Чтоб в тюрьму сходить. Типа модно». Оказывается, во Франции подростки в очень трудном возрасте бесятся, как могут. А консервативная система профсоюзов и всяких разных защит прав и свобод ничего не может с этим поделать. На улице снова пошел дождь. Устрицы действительно были хороши. Истекали лимонным соком и гармонично запивались холодным шампанским, которое мелко пощипывало в носу. Мы настолько сдружились с официантом, что на прощание он шепнул мне на ухо, что в Эльзасе вместо зеленого лучше сразу заказывать мятный чай. А потом догнал меня на улице и сказал, что гостиниц с названием Mercure в городе шесть. И чтобы я не перепутала. Уже перепутанная, я стояла на трамвайной остановке, смотрела на электронное табло, на котором было прописано, что tram А придет через 1 минуту 6 секунд. Мой официант махал мне в окно, улыбался и тыкал на мою сумку: мол, достань карту и следуй по маршруту. Я послушно вытянула карту, показала ему язык и зашагала пешком. Мне было радостно. От дождя в день весеннего равноденствия и оттого, что и этот, такой важный город, целая политическая столица Евросоюза, меня тоже приняла… 9.15. Завтрак. Отель Mercure. Французская булка, джем, кофе, апельсиновый фреш. «Мадам желает что-нибудь еще?» — «Да, что-нибудь аутентичное.» — «Сыр?» — «Нет, сладкое.» — «Я принесу вам мед.» Девушка с кофейником удалилась, показав, что разговор закончен. Из-за раскрытого Figaro вытянулась рука и зачерпнула меленькой ложечкой мороженое бежевого цвета. Я проводила ложечку к газете, Figaro свернулось. За ним сидел мужчина, улыбнулся и представился: «Каштановое мороженое. Очень рекомендую. Фирменное блюдо здесь.» Почему она мне это не предложила? Через 10 минут я ела полусладкое мороженое, a Figaro в ритм читал про главную достопримечательность Эльзаса — о Кафедральном Соборе Богоматери и разных чудесах: »В день весеннего равноденствия, за 22 минуты до наступления полудня, зеленый луч, прорвавшийся сквозь витраж страсбургского кафедрального собора Богоматери, высветил внутренний свод храма. Скользя вниз, он лег на статую Христа над церковной кафедрой. Ровно в полдень луч погас. Лик Христа опять померк До воскресения феномен будет повторяться ежедневно. И тысячи верующих будут заполнять суперскоростной поезд TGV в Париже, чтобы к полудню успеть в Страсбург, помолиться чуду.». — Ничего себе… Никогда не слышала об этом… — Если рассеется туман, вы сможете сами посмотреть на это, — улыбается Figaro. — А если нет, то поезжайте в Мюлуз и вдоволь покатайтесь на Bugatti 32-го года выпуска… Figaro вышел на улицу, раскрыл зонт и пошел по более фешенебельной стороне авеню де Марсельеза, ритмично насвистывая какой-то марш. Я же отправилась в центр, к Нотр Дам де Страсбург, смотреть на зеленый луч. Вышла на местный бульвар Сен-Жермен и неожиданно застыла перед потоком машин. В Страсбурге такой автомобильный бум мною был замечен впервые. Да, вчера я была сбита велосипедистом, коих тут, как на стадионе во время олимпийских игр. Потом я сообразила, что шагала по велосипедной дороге. К машинам же оказалась не готова и замешкалась — как их перейти… А потом вспомнила: ни одна уважающая себя парижанка на парижском бульваре Сен-Жермен не станет переходить улицу на зеленый свет. Уважающая себя парижанка дождется плотного потока машин и ринется напрямик, зная, что рискует. Я проделала тот же «фокус» в Страсбурге. Смерть ради витрины «Поль Ка». Восхитительно. 11.30. Аперитив. Соборная площадь. Maison Kammerzell. Потрясающее вино в большом пузатом бокале на клетчатой эльзасской скатерти. Пахнет лавандой. Во рту Жевре-Шамбертен 99-го года. «Малютка Иисус в бархатных штанишках»… Туман не рассеялся. Я сидела и смотрела на собор Богоматери, самый высокий храм, построенный из песчаника. До конца XVII века его готическая колокольня считалась самым высоким сооружением в мире. Собор все никак не умещался в кадр, поэтому я предпочла просто любоваться им без линзы. Внутри собора находится еще одно сокровище — астрономические часы, созданные в 1547 году. Они показывают не только время, но и положение Земли относительно Солнца, Луны и всех известных тогда планет, от Меркурия до Сатурна. По площади щелкали туристы, писали портреты художники и звонко смеялись школьники. В столице Евросоюза готовились к Пасхе и рассаживали на подоконниках пасхальных зайцев и неуклюжих плюшевых аистов. В воздухе пахло Ив Роше, на площади Рынка Молочных Поросят сверкал бутик Baly, надо мной попеременно жужжал французский и немецкий, продавец газет кричал о решении Страсбургского суда по делу какого-то гражданина из Румынии… Воистину, это город шовинистичных космополитов. В 12.03 Жевре-Шамбертен иссяк. Официант, снисходительно приняв чаевые, буркнул: «Мерси». «Буку» — ошарашила я своим франсе. Официант заржал, судя по натянутым мимическим морщинам, первый раз за год. Туман рассеялся в 2.30, засияло солнце, но было поздно… Я поехала в Мюлуз. 21.15. Ужин. Мюлуз. Город-мельница. Под мой сегодняшний день вполне подойдет солонина с чечевицей и бокал розового вина. В Эльзасе свой взгляд на вино. На белое вино. Но любителей божоле и бордо тут тоже жалуют. «Нифигасе! Ты что, правда? Ты в Мюлузе? А-а! Заведи там какой-то моторчик ради меня!» — по иронии судьбы в самом мужском городе, как всегда, оказалась я (ха-ха!), человек который до сих пор раздумывает над вопросом: как бампер связан с лобовым стеклом. Как всегда знакомые мужчины разрывали мой телефон ехидными и завидными смс на этот счет. Так получилось, что я оказалась в Cite de l’Automobile, и это даже круче, чем Керри Брэдшоу с ее Cite de Sex, скажу я вам, дамы. Национальный автомобильный музей (самый крупный в мире) был создан стараниями семьи промышленников Шлюмпф. Братья помешались на коллекционировании, скупали старинные автомобили и привозили их в свои мастерские. После смерти матери, в 1957 году, Фриц, один из братьев, чуть не лишился рассудка от горя. Его спасла маниакальная идея — в честь мамы собрать самую большую коллекцию старинных автомобилей в мире. Судьба дала им такой шанс. Так случилось, что в 1963 году фирма Bugatti, базировавшаяся в городке Мольсхайм, что неподалеку от Мюлуза, оказалась на грани банкротства и распродавала автомобили из своего хранилища. Узнав об этом, братья купили часть коллекции. В их руки попали 23 классические модели, включая знаменитое купе Napoleon, на котором ездил сам Этторе Бугатти. Кроме того, в Мюлуз перевезли огромное количество оригинальных деталей, компрессоров и двигателей Bugatti. Чикагский коллекционер Джон Шекспир за 90 тысяч долларов уступил братьям еще три десятка Bugatti, в том числе и знаменитую модель Royal. Коллекция разрасталась, машины некуда было ставить, и тогда под нее решили выделить 20 тысяч квадратных метров фабричных цехов, переоборудованных в выставочные площади. К тому времени коллекция Шлумпф превратилась в одну из крупнейших в Европе. Но была во всей этой истории одна болезненная странность: братья старались не показывать свое собрание посторонним. За 10 лет (1966-1976 годы) только три десятка избранных смогли посмотреть на раритеты. Фриц Шлумпф все объяснял просто: «Я не хотел пускать сюда кого попало!» Сегодня среди этого богатства ходила я. Мысленно заводила Panhard-Levassor с кузовом «Фаэтон Тонно» 1894 года. И как Эмиль Левассор, раскочегарив эту машину до максимальной скорости, мысленно произносила: «Я неслась со скоростью 30 км/ч, и это было безумием». Кстати, здесь же стоит тот самый зеленый родстер Туре 41 1930 года, над реставрацией которого целый год убивался знаменитейший автомобильный дизайнер XX века Поль Брак.. На самом деле для того, чтобы изучить всю экспозицию музея, нужен даже не один день, а пара месяцев. Чего стоит одна только выставка спортивных автомобилей, где представлены и современные машины, и уникальные исторические экспонаты — первопроходцы автомобильного спорта. Естественно, все мои вопросы были дилетантскими, и чтобы хоть как-то утешить меня, мсье гид в теплом кашемировом свитере уступил мне место у бампера одного раритета и позволил завести мотор ключом. Я долго тужилась, краснела и даже чуть не родила — ручка не двигалась. «Ничего страшного, просто мадам пора подкрепиться», — улыбнулся кашемировый. «Думаете, солонина с чечевицей подойдет?» — «Пур ква па? И не забудьте про страсбургский пирог. Даже не знаю, что «вкуснее»: печень под листом теста или мотор под этим капотом?..» Я выбрала печень.
Записи с меткой Эльзас
В САМЫЙ странный день в году, в день весеннего равноденствия, 10 самых беспомощных людей в мире собрались вокруг одного плазменного экрана. Им пообещали показать кино. А так как они все говорили на разных языках, вручили каждому наушники и небольшие пульты для выбора своего «мовлення». Все предельно просто. Но только не сегодня. 10 самых беспомощных людей на земле крутили-вертели эти дурацкие наушники, пока сообразили, как их надевать. Потом каждый выписывал кренделя с пультом: вместе того чтобы просто выбрать на нем свой язык, один направлял пульт на экран, пытаясь «переключить» фильм; второй направлял его на колонки и на прожектор, пытаясь выключить звук и свет; третий тихонько под шумок «набирал» на пульте какой-то телефонный номер, — видимо, хотел втихаря трансатлантически дозвониться. Еще один врубил волну со своим языком на полную громкость, тем самым настроив всю толпу на иероглифы. В общем, пока организаторы уняли, усадили и каждому натянули аппаратуру, фильм закончился. Так никто и не услышал, за сколько продали последний Bugatti и чем славен Эльзас. Время близилось к обеду… 10 самых неуклюжих людей в мире осмотрительной колонной двинулись по темному выходу из зала. На улице все начали знакомиться, сдержанно хихикая, как начинающие иностранцы. 10 самых беспомощных людей в мире оказались серьезными медийщиками из 10 известных изданий со всех континентов. Никто из них (из нас) никогда не говорил на языке соседа. В самый странный день в году, в день весеннего равноденствия, нас объединил Эльзас, французский обед и английский язык (как это ни печально для Франции). 13.13. Обед. Кольмар. Ресторан у реки Лаух. «Петит Венеция». Это очень поучительная история. До этого я никогда не имела отношения с французской кухней на ее же родине. Мало того, до этого я никогда не имела удовольствия наблюдать, как королеву кулинарии — кухню-гурме — воспринимают представители разных широт и разных часовых поясов. Картинка просто шарман! Белоснежная хрустящая скатерть аккуратно надломилась над коленями. В зале витал уютный запах стирального порошка и бьющегося в раскрытое окно персика в цвету. Официант незаметно налил янтарный, мудрый на вид Гевюрцтраминер и, звонко стукнув бутылкой о графин с водой, поставил вино в самое сердце стола. За столом повисла неловкая пауза, каждый схватил бокал за ножку, очевидно, раздумывая, как обойтись с напитком: громко чокнуться, отделаться чин-чином, говорить тост, целоваться или молча осушить залпом. У всех была своя традиция вино-пития, но каждый боялся, что на земле этики и такта эта традиция покажется моветоном. Время шло, над столом сигали электрические разряды от напряженной мысли. Эмираты упростил ситуацию, отставив бокал в сторону. Все тут же проделали то же. Только мы с Японией успели пригубить. Тут я почему-то отстегнула бейдж «Украина» и накрыла его рукой. Мой жест молниеносно засекли и хихикнули. С Японией мы заочно стали соратниками и синхронно заправили волосы за уши, как обычно делают женщины, когда нервничают. Принесли душистый хлеб и щипцами разложили его на блюдца, запахло пшеничным мякишем. Следом пошло масло и белый взбитый соус. Мой сосед по правую руку прокашлялся и как человек, который очень долго молчал, но вынужден вдруг заговорить, прохрипел мне по-русски в плечо: «Товарищ!» Я аж подпрыгнула. Ничего себе! «Товарищ… Дайте хлеба…» Быстрый взгляд на бейдж. Чехия. Протягиваю хлеб. Хочется отпарировать на «товарища» Чехословакией. Ну да ладно, я сегодня сытый и добрый космополит. Принесли горячий эльзасский пирог, на вид как пицца. Официант раскладывает сочные куски на тарелки, объясняя тем временем всю его историческую важность. Калорийная же ценность стекает аппетитным животным жирком с лопаточки. Хватаемся за приборы. Просыпается Индия и густо краснеет. Подзывает официанта и долго шепчет ему что-то на ухо. Очевидно, что официант вот-вот побежит за валидолом. Нет, взял себя в руки, подобрался, втянул живот, вытянул попу и по-гусиному важно зашагал за ширму. Через пять минут сердито принес… перец, соль и зачем-то корицу. Индия извинился. Официант пырхнул и удалился. Для него сия ситуация была оскорбительнее, чем наш английский… Кухня по-французски. Во французских ресторанах никогда не будет специй на столах. Знаете, почему? Потому что вы, дорогие мои, приходите в ресторан, как в гости. Шеф-повар — это хозяин, маг и волшебник. Он единственный знает, как что подавать и что с чем поглощать. Он один чувствует, до какого цвета пассеруется лук и сколько соли требует гусиный паштет. Перечить хозяину не принято и выказывать свое «фе» тоже: оголтело орать «голубцы — г…но» здесь нельзя. Французские рестораны, дажепридорожные, до сихпоримитируютаристократический обиход. Ресторан во Франции вроде арендованного смокинга: тут каждый может быть халифом на час. Здесь действительно посетителей называют гостями. С ними обращаются предупредительно, с отеческим участием и даже с долей снисходительности. А вообще к десерту складывается впечатление, что вы были в театре, повар — режиссер с мировым именем, и все что он сегодня «дал» на вашем столе, как раз таки вам и не предназначалось. Это так, его поварская слабина и прихоть… Так, решил, знаете ли, размяться и себя порадовать. Не обижайтесь, ma belle французы, черт возьми, ваш снобизм все-таки завиден. Индия жадно схватил перечницу, солонку и «коричницу» сразу двумя пальцами. Неуклюже перевернул их и, часто заморгав, начал засевать этим «троеборьем» бедный пирог. Через минуту у пирога стал нездоровый цвет лица. У Индии лицо сияло. Сейчас ему было безгранично хорошо, и он по-детски подпрыгивал на стуле, не скрывая своей победы. Перец закончился первым. Индия угомонился и только сейчас поднял голову. «Лучше бы ты водки выпил!» — читалось в наших раскрытых ртах. Индия опустил голову и начал вкусно хрумать перечной корочкой горячего эльзасского пирога. Некогда такого похожего на пиццу… Пышнотелая Малайзия с ямочками на щеках ему определенно завидовала. Но пренебречь нашим отношением она не могла. Япония, Корея и Китай съели корочку, поковыряли бекон, порастягивали вилками дрожащие яичные белки и отставили. Чехия, Англия, Бразилия и я все съели. Америка руками. Эмираты долго выдерживал бекон гипнозом. Чуда не случилось, свинина не стала курицей. Эмираты отставил тарелку с «грехом» к нетронутому вину… Официант появился незаметно. Мне вот до сих пор удивительно, как он после выпада со специями вышел в зал. Мсье был безупречен в своем равнодушии и мастерски поставил перед каждым из нас но тарелке с фуа-грой и подрумянившимися гренками. Гренки были горячими — фуа-гра паштетом. Япония и Малайзия уточнили, что это. Мы с Эмиратами, как могли, объяснили. Про цирроз умолчали. Америка добавила, что это недешевый «франс делишес» и что-то про отменные овсяные хлопья, которые раздувают гусиную печень до невероятных размеров. Мы с Англией видимо одинаково подумали про пиво, орехи и Гринпис, потому что обе вздохнули. Это никоим образом не относится к эльзасским гусям. Поверьте. Я видела, как эльзасцы вьют гнезда для аистов… Они фанаты… Основным блюдом выступали говяжьи медальоны и красивый вулканический образ пасты. Малайзия, Япония и Корея округлили глаза и долго смотрели на МУЧНУЮ вермишель! Бедные луноликие девочки, они даже не представляли себе, что вермишель делают не из риса. Азиатки вилкой цепляли пасту и поднимали тугие полоски до уровня глаз: увы, те пергаментно не светились. Малайзия психанула, резким движением перегнулась через стол, повисла животом над взбитым соусом, но таки забрала у Индии перечницу. Сейчас ей было плевать на все с Эйфелевой башни — я мысленно ей аплодировала. Эмираты наконец-то был замечен за эксплуатацией своих приборов: он очень красиво отрезал маленькие кусочки от медальона и незаметно закладывал их в рот, в промежутках аппетитно рассказывая о стиле ар-деко в одном мишленовском ресторане в Париже. Я даже готова была отдать ему и свою порцию мяса, лишь бы он не прерывал свой эстетический моцион. На десерт принесли мороженое. Клубничное мороженое из клубники с грядки с природным процеженным клубничным сиропом, с исключительной клубникой на самой верхушке этого айсберга. Рядом был росчерк шеф-повара, сделанный из 72-процентного шоколада. Такой покупают только в Альпах и за большие деньги. Не спорьте, мне этот факт доподлинно известен. Десерт съели все. Быстро. Официант, как строгий, но все же родитель, осмотрел наши довольные физиономии и принес еще два блюда. Они достались мне и Англии. Я свою клубнику «пожертвовала» Эмиратам — хоть чем-то помогли. С настроением полного удовлетворения я вышла из ресторана. На клумбе вовсю медоносили ярко-желтые нарциссы и порхали шершни. Распрощавшись со своими сотрапезниками, я поехала познавать Страсбург через устрицы в шампанском.
